Basil Rathbone - The Raven текст и перевод песни
На странице представлены текст и перевод с английского на русский язык песни «The Raven» из альбома «Edgar Allan Poe: Poems and Tales» группы Basil Rathbone.
Текст песни
Once upon a midnight dreary, while I pondered weak and weary, Over many a quaint and curious volume of forgotten lore, While I nodded, nearly napping, suddenly there came a tapping, As of some one gently rapping, tapping at my chamber door. «'Tis some visitor,» I muttered, «tapping at my chamber door — Only this, and nothing more.» Ah, distinctly I remember it was in the bleak December, And each separate dying ember wrought its ghost upon the floor. Eagerly I wished the morrow; - vainly I had sought to borrow From my books surcease of sorrow — sorrow for the lost Lenore — For the rare and radiant maiden whom the angels named Lenore — Nameless here forevermore. And the silken sad uncertain rustling of each purple curtain Thrilled me — filled me with fantastic terrors never felt before; Presently, to still the beating of my heart, I stood repeating «'Tis some visitor entreating entrance at my chamber door — Some late visitor entreating entrance at my chamber door; - Merely this, and nothing more,» Out into that darkness peering, long I stood there wondering, fearing, Doubting, dreaming dreams no mortal ever dared to dream before But the silence was unbroken, and the stillness gave no token, And the only word there spoken was the whispered word, «Lenore!» This I whispered, and an echo murmured back the word, «Lenore!» Merely this and nothing more. Back into the chamber turning, all my soul within me burning, Soon again I heard a tapping somewhat louder than before. «Surely,» said I, «surely that is something at my window lattice; Let me see then, what thereat is, and this mystery explore — Let my heart be still a moment and this mystery explore; - 'Tis the wind and nothing more!» Open wide I flung the shutter, when, with many a flirt and flutter, In there stepped a stately raven of the saintly days of yore. Not the least obeisance made he; not a minute stopped or stayed he; But, with mien of lord or lady, perched above my chamber door — Perched upon a bust of arice just above my chamber door — Perched, and sat, and nothing more. Soon that ebony bird beguiling my sad fancy into smiling, By the grave and stern decorum of the countenance it wore, «Though thy crest be shorn and shaven, thou,» I said, «art sure no craven. Ghastly grim and ancient raven wandering on the nightly shore — Tell me what thy lordly name is on this Night’s Plutonian shore!» Quoth the raven, «Nevermore.» Now the raven, sitting lonely on that placid bust, spoke only, That one word, as if his soul in that one word he did outpour. Nothing further then he uttered — not a feather then he fluttered — Till I scarcely more than muttered «Other friends have gone before — On the morrow will he leave me, as my hopes have flown before.» Quoth the raven, «Nevermore.» Then, methought, the air grew denser, perfumed by an unseen censer Swung by Seraphim whose foot-falls tinkled on the tufted floor. Once more, on the velvet sinking, I betook myself to linking Fancy unto fancy, thinking what this ominous bird of yore — What this grim, ungainly, ghastly, gaunt, and ominous bird of yore Meant in croaking «Nevermore.» «Prophet!» said I, «thing of evil! — prophet still, if bird or devil! - Whether tempter sent, or whether tempest tossed thee here ashore, Desolate yet all undaunted, on this desert isle enchanted — On this home by horror haunted — tell me truly, I implore — Is there — is there balm in Gilead? — tell me — tell me, I implore!» Quoth the raven, «Nevermore.» «Prophet!» said I, «thing of evil! — prophet still, if bird or devil! By that Heaven streched above us — by that God we both adore — Tell this soul with sorrow laden if, within the distant Aidenn, It shall clasp a sainted maiden whom the angels named Lenore — Clasp a rare and radiant maiden, whom the angels named Lenore?» Quoth the raven, «Nevermore.» «Be that word our sign in parting, bird or fiend!» I shrieked upstarting — «Get thee back into the tempest of the Night’s Plutonian shore! Leave no black plume as a token of that lie thy soul hath spoken! Leave my loneliness unbroken! — quit the bust above my door! Take thy beak from out my heart, and take thy form from off my door!» Quoth the raven, «Nevermore.» Now the raven, never flitting, still is sitting, still is sitting On the pallid bust of arice just above my chamber door; And his eyes have all the seeming of a demon’s that is dreaming, And the lamp-light o’er him streaming throws his shadow on the floor; And my soul from out that shadow that lies floating on the floor Will be lifted — nevermore!
Перевод песни
Однажды в полночь тоскливо, пока я размышлял о слабых и усталых, По многим странным и любопытным объемам забытых знаний, Пока я кивнул, почти дремал, внезапно наткнулся, Как-то осторожно постучали, постукивая по моей камере. «« Это какой-то посетитель », - пробормотал я,« постукивая по моей камере, Только это, и больше ничего. Ах, я отчетливо помню, что это было в мрачном декабре, И каждый отдельный умирающий уголь сотворил свой призрак на полу. Я с нетерпением ждал завтрашнего дня; - напрасно я пытался заимствовать Из моих книг скорбь печали - печаль за потерянную Ленору - Для редкой и сияющей девы, которую ангелы назвали Ленором - Безымянный здесь навсегда. И шелковый грустный неуверенный шуршание каждого фиолетового занавеса Увлек меня - наполнил меня фантастическими страхами, которые никогда не ощущались; В настоящее время, все еще избивая мое сердце, я стоял, повторяя «« Один посетитель, ухаживающий за дверью моей камеры, Некоторый поздний посетитель умолял войти в мою дверь в камеру; - Просто это, и не более того » Выйдя в эту темноту, я долго стоял, размышляя, опасаясь, Сомнительные мечты о сновидениях никогда не осмеливались мечтать Но молчание было сплошным, и тишина не давала никаких указаний, И единственное слово, на котором было произнесено, было прошептанное слово: «Леноре!» Это я прошептал, и эхо пробормотало слово: «Леноре!» Просто это и ничего больше. Вернувшись в камеру, моя душа во мне горит, Вскоре я снова услышал, как стук несколько громче, чем раньше. «Конечно, - сказал я, - конечно, это что-то в моей оконной решетке; Позвольте мне посмотреть, что это такое, и эта тайна исследует - Пусть мое сердце будет неподвижным, и эта тайна исследуется; - «Это ветер и ничего больше!» Открыв широко, я бросил затвор, когда, со многими флиртами и трепетом, Там наступил величественный ворон в святые дни. Не меньше его поклонился; ни минуты не остановилась или не осталась; Но, с миром лорда или леди, взгромоздился над моей дверью камеры - Расположившись над бюстом ясности чуть выше моей камеры - Охватился и сел, и ничего больше. Вскоре эта черная птица, обманывая мою грустную фантазию, улыбается, Под тяжелым и суровым приличием лица, которое он носил, «Хотя твой гребень оборван и выбрит, ты», я сказал: «Конечно, нет. Жутко мрачный и древний ворон, блуждающий по ночному берегу - Скажи мне, какое твое великодушное имя на этом плутоновском берегу этой ночи! » Покажите ворона, «Nevermore». Теперь ворон, сидящий одиноко на этом спокойном бюсте, говорил только, Это одно слово, как будто его душа в том одном слове, что он изгонял. Ничего дальше, чем он произносил, - не перышко, а затем он дрогнул - До тех пор, пока я чуть не пробормотал: «Другие друзья ушли раньше - На следующий день он покинет меня, поскольку мои надежды уже улетели ». Покажите ворона, «Nevermore». Затем, подумав, воздух стал более плотным, надушен невидимым кадилом Размахнулся Серафимом, чьи ноги упали на тафтинговом полу. Еще раз, на бархатном потоплении, я предпочел себя связать Представьте себе, что это зловещая птица - Какая эта мрачная, неуклюжая, ужасная, изможденная и зловещая птица Сопровождайте в карканье «Nevermore». «Пророк!» Сказал я, «злой! - Пророк еще, если птица или дьявол! - Был ли отправлен искуситель, или буря бросила тебя здесь на берег, Отпугнутый, но все неустрашимый, на этом пустынном острове зачарован - В этом доме ужас преследовал - скажите мне по-настоящему, я умоляю - Есть ли в Галааде бальзам? Скажи мне, скажи мне, умоляю! Покажите ворона, «Nevermore». «Пророк!» Сказал я, «злой! - Пророк еще, если птица или дьявол! Под этим Небесам, воздвигнутым над нами - этим Богом мы оба обожаем - Скажи этой душе с грустью, если в отдаленной Айденне, Он застегнет святую девицу, которую ангелы назвали Ленором - Застегните редкую и сияющую девицу, которую ангелы назвали Ленором? » Тут ворон, «Никогда». «Будь это слово наш знак в прощании, птице или дьяволе!» Я вскрикнул, «Верни тебя в бурю ночного Плутонского берега! Не оставляйте черный шлейф в знак того, что говорит ваша душа! Оставьте мое одиночество несломанным! - Бросьте бюст над моей дверью! Сними свой клюв из моего сердца и отнимите форму у меня с моей двери! » Тут ворон, «Никогда». Теперь ворон, никогда не мигая, все еще сидит, все еще сидит На бледный бюст язвы чуть выше моей камеры; И у его глаз есть все, что кажется демонам, который мечтает, И ламповый свет, который он проливает, бросает тень на пол; И моя душа из той тени, которая лежит на полу Будет снято - никогда!