Allen Ginsberg - The Sunflower Sutra текст и перевод песни
На странице представлены текст и перевод с английского на русский язык песни «The Sunflower Sutra» из альбома «Howl Plus Bonus Tracks» группы Allen Ginsberg.
Текст песни
one more poem while im still going The Sunflower Sutra: I walked on the banks of the tincan banana dock and sat down under the huge shade of a Southern Pacific locomotive to look at the sunset over the box house hills and cry. Jack Kerouac sat beside me on a busted rusty iron pole, companion, we thought the same thoughts of the soul, bleak and blue and sad-eyed, surrounded by the gnarled steel roots of trees of machinery. The oily water on the river mirrored the red sky, sun sank on top of final Frisco peaks, no fish in that stream, no hermit in those mounts, just ourselves rheumy-eyed and hung-over like old bums on the riverbank, tired and wily. Look at the Sunflower, he said, there was a dead gray shadow against the sky, big as a man, sitting dry on top of a pile of ancient sawdust— —I rushed up enchanted— it was my first sunflower, memories of Blake—my visions—Harlem and Hells of the Eastern rivers, bridges clanking Joes Greasy Sandwiches, dead baby carriages, black treadless tires forgotten and unretreaded, the poem of the riverbank, condoms & pots, steel knives, nothing stainless, only the dank muck and the razor-sharp artifacts passing into the past— and the gray Sunflower poised against the sunset, crackly bleak and dusty with the smut and smog and smoke of olden locomotives in its eye— corolla of bleary spikes pushed down and broken like a battered crown, seeds fallen out of its face, soon-to-be-toothless mouth of sunny air, sunrays obliterated on its hairy head like a dried wire spiderweb, leaves stuck out like arms out of the stem, gestures from the sawdust root, broke pieces of plaster fallen out of the black twigs, a dead fly in its ear, Unholy battered old thing you were, my sunflower O my soul, I loved you then! The grime was no man’s grime but death and human locomotives, all that dress of dust, that veil of darkened railroad skin, that smog of cheek, that eyelid of black mis’ry, that sooty hand or phallus or protuberance of artificial worse-than-dirt— industrial—modern—all that civilization spotting your crazy golden crown— and those blear thoughts of death and dusty loveless eyes and ends and withered roots below, in the home-pile of sand and sawdust, rubber dollar bills, skin of machinery, the guts and innards of the weeping coughing car, the empty lonely tincans with their rusty tongues alack, what more could I name, the smoked ashes of some cock cigar, the cunts of wheelbarrows and the milky breasts of cars, all these entangled in your mummied roots— and you there standing before me in the sunset, all your glory in your form! A perfect beauty of a sunflower! a perfect excellent lovely sunflower existence! a sweet natural eye to the new hip moon, woke up alive and excited grasping in the sunset shadow sunrise golden monthly breeze! How many flies buzzed round you innocent of your grime, while you cursed the heavens of the railroad and your flower soul? Poor dead flower? when did lo- when did you forget you were a flower? when did you look at your skin and decide you were an impotent dirty old locomotive? the ghost of a locomotive? the specter and shade of a once powerful mad American locomotive? You were never no locomotive, Sunflower, you were a sunflower! And you Locomotive, you are a locomotive, forget me not! So I grabbed up the skeleton thick sunflower and stuck it at my side like a scepter, and deliver my sermon to my soul, and Jack’s soul too, and anyone who’ll listen, —We're not our skin of grime, we’re not dread bleak dusty imageless locomotives, we’re golden sunflowers inside, blessed by our own seed & hairy naked accomplishment-bodies growing into mad black formal sunflowers in the sunset, spied on by our own eyes under the shadow of the mad locomotive riverbank sunset Frisco hilly tincan evening sitdown vision.
Перевод песни
еще одно стихотворение, пока я все еще Сутры подсолнечника: Я шел по берегам башенного док-танка И сел под огромным оттенком локомотива Южного Тихого океана Посмотреть на закат над холмами и плакать. Джек Керуак сидел рядом со мной на разоренном ржавом железном столбе, компаньон, мы думали о тех же мыслях о душе, мрачно-голубые и грустные, Окруженный корявыми стальными корнями деревьев машин. Масляная вода на реке отражала красное небо, солнце опустилось на вершину пиков Фриско, Нет рыбы в этом потоке, не отшельник в этих горах, только мы, ревнивые и нависающие, как старые бомжи на берегу реки, Усталый и хитрый. Посмотрите на Подсолнух, сказал он, на небе была мертвая серая тень, Большой, как человек, Сидит сухой на вершине кучи древних опилок- -Я бросился в восторг, это был мой первый подсолнечник, воспоминания о Блейке-моих видениях - Гарлем и Хеллы восточных рек, мосты, звенящие Джоз Салиси Бутерброды, Мертвые коляски, черные беговые дорожки, забытые и неиспользуемые, Стихотворение берега реки, презервативы и горшки, Стальные ножи, Ничего из нержавеющей стали, только сырая гадость и острые острые предметы, переходящие в прошлое, и серый Подсолнух был настроен против заката солнца, хрупкий, мрачный и пыльный, с грязью и смогом и дымом старинных локомотивов В его глаза- Венчик отвесных шипов толкнул вниз и сломался, как избитая корона, Семена, выпавшие из его лица, скоро будущий беззубый рот солнечного воздуха, Солнечные лучи стирались на волосатой голове, как высушенная проволочная паутина, листья вываливаются, как руки из стебля, Жесты из корня опилок, сломали куски штукатурки, выпавшей из черных веточек, Мертвая муха в ухе, Нечестивый избитый старый ты был, мой подсолнух, моя душа, я тогда тебя любил! Грязь была не мукой, а смертью и человеческими локомотивами, все это платье пыли, Эта завеса темной железной дороги, Что смог щеки, Это веко черных ошибок, что сажальная рука или фаллос или выступы искусственного хуже, чем грязь, индустриально-современное - все это цивилизация, определяющая вашу сумасшедшую золотую корону - И эти бледные мысли о смерти и пыльных бездушных глазах и концах и иссохших Корни ниже, в домашней груде песка и опилок, резиновые долларовые купюры, Кожи машин, кишки и внутренности плачущего кашля, пустые одинокие tincans с их ржавыми языками, что еще можно назвать, Копченый пепел какой-то петушиной сигары, кусты тачек и молочная грудь автомобилей, все это запуталось в ваших мумифицированных корнях - И ты стоял передо мной на закате, Вся ваша слава в вашей форме! Прекрасная красота подсолнечника! Идеальное превосходное прекрасное существование подсолнуха! сладкий естественный взгляд на новую бедровую луну, Проснулся живым и возбужденным хвататься за закат тень восход солнца золотистый ежемесячно ветер! Сколько мух жужжало вокруг вас, невинных из вашей грязи, в то время как вы прокляли небеса железной дороги и твоя цветочная душа? Плохой мертвый цветок? когда ты когда-нибудь забыл, что ты цветок? когда вы посмотрели на свою кожу и решили, что вы были импотентным грязным старым локомотив? Призрак локомотива? призрак и тень некогда мощного безумного американского локомотива? У тебя никогда не было локомотива, Подсолнечник, ты был подсолнухом! И ты, Локомотив, ты локомотив, не забывай меня! Поэтому я схватил скелет толстого подсолнечника и застрял на моей стороне, как скипетр, И доставить мою проповедь моей душе, и душа Джека тоже, и любой, кто будет слушать, -Мы не наша кожа грязи, мы не боимся мрачных пыльных воображаемых локомотивов, Мы - золотые подсолнухи внутри, благословленный нашим собственным семенем & Волосатые обнаженные тела-достижения растущий в сумасшедшие черные формальные подсолнухи на закате, Шпионили собственными глазами под сенью сумасшедшего лодочного берега Закат Frisco холмистый tincan вечер сидя видение.